Скрут - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Они шли все быстрее, потому что смутная тревога овладела и Илазой тоже; овраг никак не думал мельчать и сужаться, а лезть через него в сгущающейся темноте Игару тем более не хотелось. От голода подтягивало живот — Игар с сожалением вспомнил кусок хлеба, оброненный днем на лужайке в разгар любовной игры; не надо было терять хлеб. Голод накладывался на страх надвигающейся ночи, и сочетание от этого выходило премерзкое. Он сам несколько раз спотыкался — кажется, на ровном месте. Будто веревка поперек дороги натянута — а оглянешься, нету никакой веревки, лишь примятая травка да проплешины желтого песка. Да и то разглядеть их становилось все тяжелее…

— Что это? — голос Илазы заставил его вздрогнуть.

Жена его стояла, высоко задрав голову. В кронах над ними колыхалось серое нечто, не различимое в полутьме, похожее больше всего на полотнище, вернее, на ворох полотнищ, в беспорядке развешанных торопливой хозяйкой, только хозяйка эта должна была быть ростом со столетний дуб. С каждым дуновением ветра серое нечто неприятно шевелилось так, наверное, шевелятся под водой волосы утопленника. Там, в сером шевелении, было что-то еще, Игар интуитивно чувствовал, что это обязательно следует разглядеть — но сумерки сгустились настолько, что он лишь напряженно щурил глаза, усугубляя собственное беспокойство.

— Игар… — рука Илаза впилась ему в плечо, и он осознал вдруг, что мал, слаб, щупл, одного роста с Илазой и очень боится.

— Пойдем, — голос его против ожидания не очень-то и дрожал. — Нечего бояться, мало ли… Некоторые звери… Вьют себе такие гнезда. Отойдем… подальше и сделаем привал.

Он шел, чувствовал в руке ее ладонь и ухмылялся про себя: «Некоторые звери вьют такие гнезда. Надо записать».

Поздним вечером небо над лесом вдруг осветилось — это медленно падала огонь-звезда, во все времена считавшаяся хорошим знаком. Оба неотрывно смотрели на желтую, как лютик, искру, пока Илаза наконец не спохватилась:

— А желания?! Ты успел загадать?..

Игар усмехнулся многозначительно и хитро:

— У меня теперь на всю жизнь одно только и осталось… Одно желание… Сказать, какое?..

Илаза — хоть не невеста уже, а жена — не выдержала и счастливо покраснела. Впрочем, ожидания ее были обмануты, потому что ночью им не пришлось заниматься любовью.

Сначала к ним на огонек заглянул одинокий волк — оба почти не успели его разглядеть и оба похолодели от ужаса. Не потому, что волк чем-то по-настоящему угрожал им — просто в кровь и плоть обоим въелся животный страх зимних ночей, страх, благодаря которому их предки сумели оставить достаточное число потомков. Волк ушел прежде, чем Игар опомнился и потянулся за горящей головешкой.

А потом, когда они успокоились, расслабились и обнялись, волк подал голос, и волосы зашевелились на Игаровой голове.

Сначала показалось, что кричит человек. Звук был невыносим: предсмертный крик истязаемого существа, и раздавался он совсем неподалеку — скорее всего, за оврагом. Игар отродясь не слыхал об опасностях, которые подстерегают в лесу волков и исторгают у них такие жуткие вопли — а волк тем временем кричал, и Игару почему-то вспомнилось серое полотнище в темных кронах. При чем?..

Потом волк умер. Ни Игару, ни Илазе не пришло в голову усомниться в его смерти — крик перешел в хрип и оборвался. На новобрачных обрушилась тишина, потому что в ночном лесу сделалось тихо, как зимой на кладбище.

До утра они не разнимали рук — но не более.

Тронулись в путь на рассвете — как только различимы стали древесные стволы, овраг и тропинка. Обоим хотелось как можно скорее удалиться от места гибели волка, независимо от того, кто или что его убило. Птиц по-прежнему не было — но день вступал в свои права, и с восходом солнца и Игар, и Илаза заметно повеселели.

Целый час они провели в малиннике — и хоть не насытились, но приглушили голод. Игар обрадовался, снова ощутив призыв плоти; этой ночью он не раз и не два задавал себе вопрос, можно ли от внезапного страха лишиться всех мужских желаний. Оказалось — нельзя, едва уходит страх, как желания возвращаются; он уже хотел сказать об этом Илазе, но глянул на ее озабоченное лицо и прикусил язык.

Илаза повадилась оборачиваться. Часто, гораздо чаще, чем следовало: она оборачивалась на ходу, через плечо, отчего шаг ее становился неровным и неверным; она то и дело останавливалась и подолгу глядела назад, туда, где пройденная ими тропинка терялась в листве.

— Что? — наконец-то спросил Игар. — Ты что-то потеряла?

Илаза проглотила слюну — он увидел, как дернулась ее шея:

— Ты… Тебе ничего не кажется?

Он тоже обернулся и посмотрел туда, куда за секунду до этого был устремлен Илазин взгляд. Тропинка была пуста; медленно выпрямлялись упругие травинки.

— Мне кажется, — медленно проговорил Игар, — что сегодня ночью мы…

Он пошутил, но Илаза не рассмеялась:

— Игар… А мы можем идти быстрее?

И они почти побежали. Илаза скоро запыхалась, рванула воротник сорочки, раскрыла его чуть не до самой груди; Игар против воли представил, как удобно и тепло запустить руку за распахнутый вырез.

— У нас будет пятеро сыновей, — сообщил он, переводя дыхание, — и дочка по имени…

Илаза споткнулась. Игар подался вперед, чтобы подхватить ее — и в этот момент край оврага под их ногами дрогнул и осел.

— Держись!!

Перед глазами Игара оказались какие-то вырванные с корнем стебли, потом такой же стебель оказался у него в правой руке — а левой он держал за пояс Илазу и вместе с ней стремительно съезжал на дно оврага. Что-то больно стукнуло его по икре; он успел весело крикнуть «Вот и переправились!», когда их спуск перешел в падение — и сразу за этим непонятным образом прекратился. Пояс Илазы выскользнул из Игаровой руки.